плотью от его плоти. — Ты не демон и не человек. Ты нечто, запертое в аду. Но вот память… Память у тебя, наверное, человеческая. Скажи, разве тебе не в радость земля и солнце? Помнишь, как ты любил играть на песке у реки? Разве в аду есть хрустальные горные реки и голубое небо? А звезды?
— Молчи! — крикнул Дамиен отшатываясь и упираясь спиной в стену. — Да, я не человек! Но я ещё буду править вашим человеческим миром! Чёрный трон — мой! Ведь это — трон Ада, а только я настоящий проводник его силы!
Лучше бы он этого не говорил.
Если Фабиус и видел в нём ещё какое-то сходство со своим прежним Дамиеном, оно развеялось окончательно.
Его настоящий сын мог алкать только одной власти — власти познания.
Если Фабиус был слеп, и мальчик всегда был таким, каков он сейчас, значит, это кукушонок, которого подбросил ему Сатана прямо в утробу его бедной матери.
Да, Фабиус не сумел воспитать сына как следует… Но ведь правильная кровь должна была победить в нём зло??
— Что в тебе адского — так это дурь, — поморщился магистр Фабиус и тяжело, словно придавливая к полу, взглянул на сына: — Демоны всегда будут сильнее и лучше тебя! — возвысил он голос. — А вот человеком тебе больше не стать!
— Но я!.. — на глазах Дамиена выступили слёзы. — Я лучше тебя! Я — бессмертен! Я…
— Ах, как трогательно, — перебил Сатана. — Мальчик плачет, значит, он ещё чуть-чуть человек.
Магистр сжал на груди кристалл, на этот раз открыто и на показ.
— Убирайтесь отсюда оба! — приказал он. — Иначе, ты, Сатана, схватишься сейчас не со мной, но со стихиями, которые вышвырнут тебя из мира людей! Прочь! Это больше не твой мир!
В такт его словам ратуша снова задрожала, но уже иной, внутренней дрожью.
Зазвенели в шкафу дорогие бокалы лимского стекла, ветер ударил в окно и завыл, как собака.
— А как же твой сын? — по лицам Многоликого побежала усмешка, ехидная, колкая, ранящая магистра в самое сердце. — Ты ещё можешь вернуть его, маг! Ты правильно понял, в аду он перестал изменяться. Его тело негибко и не понимает приказов слабой души. Но тут, с тобой, душа его снова усилится, и он станет почти человеком… Хочешь, я обменяю его душу на то, что принадлежит тебе? Хочешь узнать мою цену?
Глава 3. Предательство
Расставшись с Борном, Ханна позвала ключницу и отправилась проверять кладовые. В ней вдруг проснулась тяга к наведению порядка.
Ханна хотела знать, сколько вина хранится в погребах дворца, есть ли запасы зерна и масла?
Ключница явилась с готовностью: благодаря усилиям Александэра, напомнившего цеховым мастерам о налогах, кладовые начали пополняться, и она ждала похвалы от новой хозяйки.
Осмотр начали с винных погребов. Борн не ел и не пил ничего, кроме вина, и Ханна хотела убедиться, что его достаточно.
Винных погребов во дворце правителя оказалось два — в одном хранились дорогие выдержанные вина, в другом — попроще, включая домашние заготовки.
Погреб с дешёвыми и домашними винами Ханна осмотрела быстро. Ключница закрыла его, и обе женщины пошли по подвальному этажу ко второму погребу. И вот там дверь вдруг оказалась не просто открытой — распахнутой настеж!
Ханна посмотрела на ключницу, та покраснела и ускорила шаг. И заранее подняла крик:
— А ну? Кто там в погребе роется?
Преступник тут же показался на пороге с литровой бутылью вина, и Ханна узнала Александэра.
— Ты что тут делаешь? — нахмурилась она. — Разве ты уже вернулся из ратуши?
— Как раз вот только вернулся… — Александэр неуверенно улыбнулся. — Я хотел наконец выпить с тобой вина и помириться, чтобы…
— Я не желаю с тобой пить! — воскликнула Ханна, перебив его. — Ты!.. Ты…
Она не договорила. Не дело это было — обсуждать мерзкое поведение бургомистра при слугах.
— Но я и хотел покаяться… — развёл руками Александэр. — Я был глуп. Я не понимал, что…
— Не здесь! — отрезала Ханна и, сжав зубы, зашагала наверх.
Не в свою комнату, а в одну из гостевых, рядом с тронным залом, так ей казалось официальнее.
Она шла и не понимала, что ей делать.
Да, она смирилась с тем, что Александэр пока нужен и городу, и миру. Но мириться с ним самой? Зачем? Из смирения, что воспитывала в ней вера в отца людей Сатану?
Но нет уже никакой власти Сатаны над людьми! Кончилась! Изошла прахом!
Так почему же она должна проявлять смирение?
Александэр тихо шёл позади. Он чуял, что мириться с ним Ханна не собирается.
А она, пока шла, услыхала крики студентов под окнами и вспомнила про пропущенный обед, который в этот день ей был как-то совсем поперёк времени, про Софию, которая могла бы сейчас так же учиться вместе с детьми горожан и магистров, ведь тут их не разбирали… И едва удержалась от слёз.
— Давай договоримся так! — сказала Ханна, едва они с Александэром вошли в богато обставленную гостиную с балконом, выходящим во двор, где всё ещё гомонили студенты. — Ты мне — никто! Я терплю тебя во дворце только потому…
— Хочешь — я съеду? — пробормотал Александэр, испуганный её яростью. — Я могу снять номер в гостинице, если ты дашь мне охрану. В городе небезопасно, без охраны я никак не смогу, меня убьют недоброжелатели. Сегодня с утра сыроделы уже обещали в масле сварить.
Ханна задумалась: да, она пока не могла позволить себе потерять этого мерзавца.
— Я лишь хотел покаяться, — воодушевился её молчанием Александэр. — Я… Мне сказали, где наша дочь… Этот Зибигус, он… Он чёрт! Это невероятно, но он открыл мне глаза! Я хотел рассказать тебе, где София…
— Я знаю, — выдавила Ханна сквозь сжатые зубы. — Она заточена в троне.
— Так это правда? — вскинулся Александэр. Видно он не до конца поверил старому чёрту.
Ханна нехотя кивнула.
— Невероятно… — вытаращил глаза бывший муж. — Пожалуйста, ты должна мне помочь…
— Я? — удивилась Ханна. — Я должна велеть бросить тебя голодным собакам, но я терплю, понимая, что ты нужен миру людей и Вирне!
— Но я не сумею без тебя поговорить с дочерью! — воскликнул Александэр напыщенно, как он это умел. — Я пытался уже! Прокрался в тронный зал, но ничего не увидел и не услышал. Только ты можешь помочь мне попросить у неё прощения!
Александэр протянул руки к Ханне, и длинная жидкая слеза побежала вдруг по его щеке.
Но щека была напудрена, и слеза быстро помутнела.
Ханна уставилась на бывшего мужа, как на
